Думаю, каждый из нас встречался с вопросом, мучившим или мучащим его до сих пор: почему существует грех? Почему то или другое запрещено, почему что-то считается грехом? Думаю, мало кто из нас избежал таких подозрений: может, грех вообще придуман, чтобы нас запугивать, чтобы удерживать нас в узде, чтобы легче было нами управлять? Не подозревали ли мы где-то в глубине души, что грех придумали старшие – родители, Церковь или кто-то еще, ссылаясь на Бога, чтобы легче было проводить свою собственную волю?
Будет, возможно, яснее, если я расскажу об опыте, который ношу в душе. Еще в годы учебы в семинарии меня мучил вопрос, почему то или иное – грех. Я не решался задать его вслух – мне казалось, что меня сочтут если не идиотом, то уж точно неверующим. Вопрос этот, как мрачная тень, преследовал и не давал мне покоя все годы учебы. Став священником, я старался всегда серьезно относиться к святой исповеди, но вопрос становился все более отчетливым. Слушая раз за разом, что говорят люди об опыте своей жизни, я чувствовал в глубине души, что многие неверно поняли, в чем заключается грех, и исповедь легко превращается в нечто формальное, где никогда нет уверенности, что кто-то действительно кается.
Так, молодым священником, я оказался в глубоком внутреннем кризисе. Я задавался вопросом, чему служит исповедь. С алтаря мы возвещаем Радостную весть, говорим о грехе и призываем оставить греховные привычки, однако очень редко когда в исповеди и проповеди мне приходилось слышать, чтобы кто-то призывал к Христовым словам о том, чтобы расстаться со грехом. Я не понимал в глубине души, зачем тогда, вообще, проповедовать, зачем исповедовать… Мне хотелось видеть хотя бы какую-то разницу от исповеди к исповеди. И поскольку этой разницы я не обнаруживал и не находил, вопрос становился все более всеохватывающим и все более мучительным.
Сейчас я вижу, что тут начинаются драмы многих священнических призваний, если им не удается открыть смысла своего призыва, особенно призыва к [Таинству] примирения. И так же ясно я вижу, что и у многих христиан, особенно молодых, есть трудности с исповедью — они думают: «Что, опять надо говорить то же самое? Почему я должен рассказывать это священнику?» Поэтому нередко бывает, что многие упоминают о вещах только периферийных и незначительных, а важные утаивают и не рассказывают. Это случалось, наверняка, с каждым молодым человеком, особенно в переходном возрасте и в период становления, вообще. Именно тогда многие и перестают ходить на исповедь. Священник же чувствует, что те, кому следовало бы исповедаться, на исповедь не ходят, а те, кто приходит, делают это легкомысленно и поверхностно.
Я помню одну верующую, которая попросила о беседе об исповеди и при этом ясно обозначила, что исповедаться она не хочет. Первыми ее словами было: «Почему я должна исповедаться священнику, который человек, такой же, как и я? Я исповедуюсь напрямую Богу!» Я на мгновенье умолк. У меня было чувство, что меня взяли в клещи. Это же был и мой собственный вопрос. Я не знал, что ответить. Я сказал тогда: «И у меня та же проблема с исповедью. Зачем людям исповедаться у священника, который только человек? Не потому, наверное, что священникам любопытно и хочется знать все, что вы сделали… Никто из людей, думаю, не рассказывает им ничего нового. Священнику знакомы все грехи, все человеческие поступки… так что ваша проблема – также и моя…»
Она ненадолго замолчала и вдруг до нас дошло: тут есть нечто еще! Вопрос не только в том, зачем надо исповедаться – речь о чем-то гораздо более глубоком. Речь о встрече раненого и Целителя, грешного и Святого, обиженного и Утешителя, униженного и Того, Кто поднимает смиренных, голодного и Того, Кто насыщает алчущих, заблудшего и Того, Кто оставляет девяносто девять овец, чтобы пойти искать одну потерянную, того, кто во тьме и Него, сказавшего, что Он – Свет, сбившегося с пути и Того, Кто сказал, что Он – Путь, подвластного смерти и Него, сказавшего, что Он – Жизнь, одинокого и Него, желающего быть вместе с сынами человеческими… Мы говорили еще долго, оба исцеляясь в своем понимании исповеди.
«Дорогие дети! Сегодня Я хочу всех вас укрыть Своим плащом и всех повести по пути обращения. Дорогие дети, прошу вас, отдайте Господу все свое прошлое, все зло, отложившееся в ваших сердцах. Я хочу, чтобы каждый из вас был счастлив, но со грехом никто не может быть таковым. Потому, дорогие дети, молитесь, и в молитве познаете новый путь радости. Радость проявится в ваших сердцах, и тем самым вы станете радостными свидетелями того, что желаем Я и Мой Сын от каждого из вас. Я благословляю вас. Спасибо, что ответили на Мой призыв!» (25 февраля 1987 г.)